По просьбам прихожан нашего храма помещаем статью, напечатанную в журнале "Альфа и омега" №1 за этот (2009) год. Статья большая и, к сожалению, не умещается в один пост. Поэтому приходится ее дробить на несколько частей.
Протоиерей Алексий Потокин, протоиерей Александр Лаврин.
Об одной заповеди Христа.
«Милости хочу… вы не захотели» (Мф.9,13; Мф.23,37);
«Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, возлюбленный
Мой, Которому благоволит душа Моя; положу дух
Мой на Него, и возвестит народам суд… Трости над-
ломленной не переломит и льна курящегося не уга-
сит…» (Ис.42;1,3; Мф.12; 18,20).
Маленькое предисловие
Прежде чем приступить к обсуждению заповеди, хочется сказать о том, что можно смело назвать важнейшей евангельской мыслью. Как бы сокровенной целью Божьего сердца по отношению к своим детям. Причем, она одновременно является и целью, и делом, и желанием Господа – «взыскать и спасти погибшее»! (Мф.18;11)
Эта сердцевина Благой вести в Св. Писании открывается в простом свете Любви, сшедшей с небес. В Св. Предании – в ежедневных церковных службах и исторической жизни Церкви. Являясь «единым на потребу», она раскрывает таинственные смыслы новозаветных образов. Образов, которые прикровенно и доверительно высвечиваются «Тихим Светом» – Иисусом Христом и оживляются Духом Утешителем.
Эта же мысль, связывая разновременные события церковной истории, лежит, к примеру, и в основе деятельности Вселенских соборов, которые по существу решали важнейшие исповедальные вопросы: что главное в христианской вере, без чего она теряет свою силу, подлинность, божественность? Наконец, самое насущное и сокровенное: каков Господь? И при всем, казалось бы, разнообразии мнений о том, как же на самом деле правильно исповедовать Бога, подлинное свидетельство о Нем должно было пройти испытание всего лишь одним, но главным вопросом. Его можно сформулировать так: «Может ли Бог, будучи Таким, Каким Его помыслили люди, спасти человека?»
Поэтому устами святых отцов Соборы исповедывали, что Иисус Христос есть Сын Божий, Истинный, Единосущный Отцу. В то же время, Он не призрачно, а подлинно стал Сыном Человеческим, и Божество в Нём не подменило, не поглотило и не отодвинуло на второй план Его человечность. Другими словами, во Христе Бог и человек встретились: «Милость и истина сретостеся, Правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче…». (Пс.84; 11-12)
Только Такой Бог может спасти человека!
В основе правильного исповедания Лиц Св.Троицы снова лежит принцип спасения. Так, если Сын и Св. Дух не равны Отцу – то честное, истинное исповедание невозможно. Ибо Бог недоступный, далекий, не снисшедший к своему гибнущему в грехах чаду – ложный бог.
Все же ереси, чем бы они ни были вызваны, в конце концов, вольно или невольно, были направлены против одного: оторвать окончательно, даже в своем уповании, грешников от своего горнего Отечества, которое приблизилось к ним для возрождения жизни (Мф.3, 2; 4, 17). Другими словами, украсть Воскресение – средоточие Евангелия.
Господь Сам свидетельствовал о единстве желания, слов и дел «взыскания и спасения погибших» Своих чад: «когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить…» (Ин.10; 38), или: «Я сказал вам и вы не верите; дела, которые Я творю во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне» (Ин.10; 25).
Откровение о Боге, о сокровенном желании Его сердца открывалось во времени постепенно. Сначала, в пророчествах, «образах и сенях» Ветхого Завета. Затем, непосредственно в Воплощении, Рождестве, Обрезании и Крещении. Сильно и удивительно звучало в Его проповедях, исцелениях, страдании, Кресте, Смерти. И наконец, откровенно торжествующе – в Воскресении и Вознесении! Всё это обращено лично к каждому человеку. За каждой Божией мыслью, словом, делом стоит поиск пропавшего, оживление мертвого и дарование общей с Ним Вечной жизни.
Это поиск в человеке, хотя бы малой причастности к Божией любви: в памяти ли, в смутном желании, страдании или, хотя еле заметной, печали о ее утрате. Поиск в человеке живого следа Божьего сыновства уже неспособного к самостоятельному бытию, т.к. растрачено, попрано тлением и распадом. В пророчестве и Евангелии такая внутренняя, душевная обреченность, опустошонность человека уподобляется уже надломленной, а значит, бесплодной, трости и еле курящемуся, как бы готовому вот-вот угаснуть, льну (Ис.42,3; Мф.12, 20).
Св. Иоанн Златоуст говорит: «Человек – это желание». Желанием раскрывается для нас и Господь. Дела же, которые Он творит – свидетельствуют об этом желании. Поэтому вся жизнь Христова на земле была утверждением евангельской истины, что людей, «сидящих в тени смерти» (Мф.4; 16), достиг Дар милостивой любви Бога, прощающего за счет Самого Себя.
Все Его дела, единые в Духе – непрестанное явление неизреченной и необъятной милости. Спасение и милость во Христе неразрывны. Поэтому в словах Символа веры: «Верую в… Господа Иисуса Христа…, нашего ради спасения, сшедшего с небес» важно увидеть и: «нашего ради помилования».
Когда Господь призывал «веровать в Евангелие» (Мк.1; 15) и заповедовал ученикам проповедовать его всей твари (Мк.16; 15), Он говорил именно об этом непостижимом, безмерном снисхождении – Даре помилования – милости-спасения.
Попробуем же приблизиться к одной из заповедей «Нагорной проповеди», исходя из главной цели Благой вести – родить нас для встречи с этой Милотью. Ведь Сам Господь еще через пророков свидетельствовал: «милости хочу» (Ос.6;6). Это не привычное для нас узкое и изменчивое человеческое свидетельство, а реальность, которой может быть пронизано, действительно, всё: прошлое, будущее, настоящее, сам человек и весь окружающий мир.
«Заповедь новую даю вам…» (Ин.13, 34)
Прежде всего, хочется уточнить: в устах Христовых «дать заповедь», значит, нимного-нимало – вручить Свою жизнь грешникам. Потому что Его заповеди – это закон Его жизни. Они Ему совершенно органичны. В этом смысле, можно сказать, что сами заповеди родились вместе с Ним. Именно поэтому Он их безусловно и исполнил. Но ведь вспомним, все они говорят о предельной самоотдаче.
Обратимся же теперь к «Нагорной проповеди», к той ее части, которая включает заповедь о бревне и сучке:
«Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким и будете судимы: и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.
Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и обратившись, не растерзали вас» (Мф.7; 1-6).
В ряду многочисленных Христовых заповедей – разнообразного проявления любви-милости, открываются признаки новой жизни грешников. Они проявляются во встречах с воплотившимся Сыном Божиим и с ближним, а значит и с его грехом.
Вторая встреча, по существу, является условием и одновременно последствием встречи (а без нее не бывает общей жизни) каждого человека с Царством Небесным – Христом.*/
Кратко, но полно это условие встречи выражено в словах Иисуса Христа и Иоанна Предтечи: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф.3, 2; 4, 17). Т.е. первый шаг навстречу сделало само Царство (и это уже шаг на Крест). От нас требуется взаимный шаг – исполнить предложенное – покаяться и таким образом принять прощение за грехи.
Христос в притчах о Царстве небесном свидетельствует, что Бог-Любовь ищет взаимности, потому что только во взаимности есть условия для существования любви-единства. Именно так Его подобие раскрывается в царе, вопрошающем своего раба, сделавшегося должником, о возврате долга (Мф.18; 23-24).
Любовь ищет проявить себя, а не убивать другого, поэтому в ответ на мольбу о прощении – отпускает великий, неоткупный грех перед Небом, Вечностью (в Евангелии это выражено долгом в 10.000 талантов – колоссальная сумма для того времени). Но именно прощение большого долга – «бревна», не помогло оставить чужой маленький долг – «сучок». Прощение личного греха не научило вынуть «сучок» у брата.
В этом – свидетельство отношения Бога к нам – вечное взывание-ожидание возвращения блудного сына из онтологического небытия – одиночества гордости. Подобно и в притче о талантах: слуги (каждый из нас), которым вверено (вручено) богатство, испытываются господином (Мф.25; 14-30). Честное возвращение увеличенного «имения» приводит и к возрастанию милости-дара. Возвращение принесенного с прибытком – отклик человека на взыскание взаимности – единства с избытком. Притча ограничена сюжетом, но самоочевидно, что встречное движение господина и слуги не оканчиваются одной наградой. Нет, и не может быть какого-либо предела возрастанию милости-дара, ведущего к неизреченному единению человека с Богом. Оно вечно, как вечен Сам Господь.
Однако жизнь человека с Богом – соединённость в любви взаимного отдания себя и приятия друг друга, обязательно утверждается подобной же взаимностью между людьми. Без последней, первая – ложь, как свидетельствует ап. Иоанн Богослов, говоря о видимом брате и невидимом Боге (1Ин.4; 20).
Людская взаимность намного труднее в исполнении, так как дело приходится иметь с подобным себе грешником. В отличие от Бога мы несем друг другу далеко не только милость (да и той, по существу, более точное название – нечто «расчетливо-хорошее), но в основном тесноту и страдание.
Однако встреча человека с Богом реально состоится и принесет плоды только тогда, когда о ней узнают наши «искренние» – «ближние». А как узнают? Мы поделимся тем, что увидели и приняли, встретившись со Спасителем – Божией милостью. Сын делится тем, что увидел (а значит, получил) у Отца (Ин.8; 38). Соответственно, мы делимся тем, что «увидели» (получили) у Сына. «Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», – говорит Господь (Мф.6; 21). Поэтому «добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое» (Мф.12; 35). Ибо «от избытка сердца говорят уста» (Мф.12; 34). От какого древа вкушаем, тем и делимся. Не приносит доброе дерево плодов горьких (Мф.7; 18).
После того, как нищие, плачущие, алчущие (Мф.5; 3,4,6) получают доступ к Царству блаженства, им предлагается, при встрече друг с другом – не судить (Мф.7, 1). Ибо осуждение не просто вернет человека в прежнее состояние, но навлечет на него такой же суд, какому подвергся тот самый должник, без милости, жестоко взыскавший малое, хотя ему самому было прощено многое. Здесь можно сказать, что «жажда справедливости» победило в нем познанную милость.
Нам предлагается подумать, каким судом мы судимы у Господа (Мф.7; 2), и утвердить это в сердце краеугольным камнем. Иначе над нами исполняться слова: «Суд без милости не оказавшему милости» (Иак.2; 13). Те люди, которые услышали от Христа: «Прощаются Тебе грехи твои» (Мф.9; 2), становятся новыми людьми. Их блаженство теперь в том, чтобы миловать тех, кто приносит им боль неправды, обиды, вражду.
Уже после заповеди о «прощении людям согрешения их» (Мф.6; 14) расположилась заповедь о сучке в чужом глазу и о бревне – в своем. Известные толкования говорят о сучке как о чужом грехе, а о бревне – как о своем. Но может быть, есть более обобщающий смысл этой заповеди, который, не отрицая известного понимания, включает его как частное?
Вообще, бывают очень разные случаи сопоставления своих и чужих грехов – бревна и сучка. Но даже в очевидных ситуациях сравнение не всегда однозначно. Например, случай с женщиной взятой в прелюбодеянии (Ин.8; 3-11). Христос остановил «праведников», совершающих суд, не напоминанием их более злых дел, которые бы выглядели как бревно перед сучком, а предложил простой вопрос, вообще исключающий какое-либо сравнение по «тяжести»: «Кто из вас без греха?»
А порой бывает, что бревно в чужом глазу замечается как бы даже из лучших побуждений, когда мы любим брата своего более себя. В этом случае его грех будет, действительно, переживаться сильнее своего, но именно потому, что грех, убивая любимого, больше страдания приносит любящему.
Причем, заметим, что, если какой-нибудь мельчайший сучек может быть еще как-то сопоставим с глазом, то бревно может быть гораздо больше и самого человека. Т.е. в этих двух предметах есть скорее коренная разница, нежели сходство относительно ока. Следуя строю Евангелия, можно увидеть, что сучок – это грех человека,**/ а бревно – это неведение милости Божией. В таком толковании эта заповедь созвучна и как бы сливается со многими Христовыми поучениями.***/ Подобное понимание так же открывает путь для тех, кто откликнулся и хочет следовать Благой вести – быть учеником, делателем. Собственно, учит – как им быть.
Приглядимся теперь к этой заповеди: в чем ее «зерно» и для кого она?
Прежде всего, если человек увидел Божью милость, то ему ясно как вынуть сучок из глаза брата – «Господи, прости его!» И верно – соединяющая сила любящего Бога превзойдет силу разделяющего, самого могучего, совокупного человеческого греха.
Милость охватывает всю полноту Божественной жизни и жизни всего Его творения, пусть и под коростой болезни – греха. И вот вопрос, как с краешка познания милости можно двигаться к ее неизреченным высотам и глубинам?
Представим. Сначала, мое око может заметить холодное величие созданного мира. Потом согреться милостью оттого, что он создан для меня. Именно для меня этот мир необычайно красив и в каждой своей мелочи, и одновременно во всех своих сочетаниях и множествах. Красота многообразия открывается мне в проявлении звуков, цветов, запахов, мыслей, тайн, в причудливом движении из глубины в ширь, из малого во всё и наоборот, в живой звучащей гармонии всего и каждого. В то же время, меня самого воззвали в этот мир, он мог пройти мимо и быть не узнанным мной.
И вот этот огромный и многообразный мир может вместиться в меня, но этого мало – я могу оказаться больше его! Только «другой» может наполнить меня. И мне даются для встречи неведомые «другие», которых невозможно заведомо представить или угадать. Мы свободны и независимы, но можем взаимно обрадоваться друг другу. И еще много всего…, много… И наконец, мне открывается Сын, встреча с Которым – вечная слава и благодарность…